…ГОРДО РЕЕТ БУРЕВЕСТНИК

16 ноября

Сегодня днем, когда я спала на очередном совещании руководителей направлений (где присутствие редактора было необходимо исключительно по регламенту), до меня дозвонились целых два Трианона, которые доверительно сообщили, что аленин генеральный управленец меня возненавидел. Не могу сказать, что удивилась, или возмутилась, или обрадовалась. Мои мысли были заняты тем, что в Черногории сейчас плюс 20, на Корсике — плюс 21, в деревне Гадюкино — дожди, а в Петропавловске-Камчатском — полночь. Еще немного интриговало поведение ненавидящего меня айтишника, который с завидным постоянством вздрагивал от темы из «Фантомаса», но, тем не менее, оба раза вежливо прерывал свою пламенную речь и давал мне возможность гавкнуть по средству связи на Трианонов.

Я поводила глазами направо-налево, чтобы проснуться. Покрутила телефон в руках. Потом поставила его торцом на стол. Потом переставила его за органайзер и выровняла трубу по правому краю. Потом выключила по центру. Так продолжалось до тех пор, пока мое поведение не напомнило мне поведение барышни с лисьим хвостом, которая приставала к Штирлицу в баре. Я открыла органайзер и с умным видом (насколько могла) начертила там пару формул. Потом мне показалось, что формулы какие-то странные. Или они в органайзере так неправильно смотрятся. Я закрыла глаза и попыталась представить себе эти формулы на асфальте…

— Наталья, а вы что по этому поводу думаете?

— Безусловно, он прав, — ответила я.

Интересно — кто, и интересно — в чем? И, кстати, — прав ли?

— Тогда вопрос закрыт. Спасибо, все свободны.

Я захлопнула органайзер и, поднимаясь с кресла, автоматически попыталась оттолкнуть его назад. Маневр не прошел. Кресло было дубовым и соображало с соответствующей скоростью. Я возмущенно вскипела и повторила попытку.

— Не на-а-адо лома-а-ать антиква-а-арную мебель, — протянул шедший мимо айтишник и отодвинул кресло обеими руками.

Это?! Антикварная мебель??? Я не могу!

Со словами «Эта мебель станет антикварной только в следующем тысячелетии — и то при условии, что до тех пор не развалится!» я вышла в приемную и стала надевать куртку.

— Какие у нас редакторы крутые пошли, — фыркнул айтишник, — в антиквариате разбираются, тригонометрические формулы чертят, с айфонами расхаживают…

А, так это мне, значит, айфон подарили… Буду знать.

— Нехило у нас творческая мысль зарабатывает, я смотрю, — продолжил спич зловредный программер.

И взгляд его опять упал на мое средство связи. Ха, вот в чем дело! Этот крендель увидел у меня на телефонной панельке обгрызанный фрукт и теперь успокоиться не может. Я же теперь, получается, вроде как в его клане.

Не знаю чего на меня нашло… Одним махом я отодрала от куртки лисий воротник и набросила его себе на лицо. Воротник послушно сполз на шею.

— Вы должны меня послушать, — пьяным голосом процитировала я одну из любимых сцен в истории кино, — вы должны мне поверить!

Парень замер. Секретарша уехала под стол.

Я схватила программера за лацканы пиджака и, глядя ему в физиономию, пробормотала:

— Когда о нас, математиках, говорят как о сухарях — это ложь. Ллложь!

Под столом началась истерика.

Чтобы спасти секретаршу, я решила закончить представление и, заявив «Пойду начерчу пару формул на асфальте», пошла вниз по лестнице, осторожно ведя за собой — со ступени на ступень — спущенный с шеи лисий воротник.

В районе главного холла, когда последняя ступень лестницы осталась позади, сначала я, а потом и шагающая за мной лиса наткнулись на какого-то америкоса. Он попытался сдержать улыбку, но не случилось. Дядя успел произнести «Мэм» и отворить перед нами с лисой входную дверь, после чего его скрутило.

На улице до меня дошло, что это был таинственный американский партнер, чьего прибытия ждали сегодня мои коллеги по проекту.